Секс по телефону

Валерий Ларин, 63 года

«Да! Мальчик мой! Как же я хочу! - Ее голос, дивный голос молодой женщины, то шелестел мягко и томно, словно опавшая листва в сквере под ногами, то рокотал, захлебываясь желанием, как небо в предвкушении грозы.  - Хочу немедленно, сейчас! Ни минутой позже. Господи, ты возбудил во мне такую страсть, что я хочу его увидеть. Дай мне его, дай! Большой, просторный, трехэтажный!»

И чего так раскричалась? Ну рассказал я ей, этой Наташе. про давнюю мечту идиота. Про скромный загородный дом. В яблоневом саду, метров в четыреста общей площадью, с большой гостиной, где под высоким потолком темнеют стариной мореные балки, в четыре спальни, с мраморным камином и полукруглым зимним садом. Так сразу: дай, дай. Был бы - давно подарил бы жене. Но она у меня умная, даже не надеется. А эта - дай, немедленно и сразу. Какие же они легковозбудимые, эти девчонки из фирмы «Х-линия». Я имею в виду, конечно же, секс по телефону.

- Дай мне его, мальчик! - продолжала страстно шептать Наташа (она сказала, что ее зовут Наташа).

Хорош из меня мальчик. Меня давно в метро пускают без билета, даже не спрашивая пенсионную книжку. Обидно, конечно, но я прохожу. Вскидываю гордо голову, провожу ладонью по роскошным седым волосам и прохожу. Вот так, Наташа, девочка моя. А ты сама-то какова?

- Добрый вечер. Вас приветствует «Х-линия». Из какого города звоните? - вот как это было. Я просто набрал их номер и услышал этот голос, тусклый, как ноябрьский вечер.

- Из Москвы. Откуда же еще? - изумился я. - Я живу в Москве. Уже шестьдесят три года.

- Нам звонят со всей России, нечего удивляться. Давайте номер, вам перезвонят.

Я дал номер и стал ждать. За окном был тусклый и мерзлый ноябрьский вечер. Холодно, зябко до дрожи в коленках. Лишь полбутылки милой «Гжелки» согревают стынущие члены. Купил для храбрости, потому что немного боюсь. Ну о чем мне с ними говорить - с этой «Х-линией»? За 34 рубля в минуту? Не о сексе же, право. Что я о нем сегодня знаю? Как это Магомаев пел? «Живут во мне воспоминанья...»

- Але! Вы звонили в «Х-линию»? Как будете оплачивать разговор? Можете по счету, а если хотите, к вам завтра пришлем курьера.

- Курьершу? - попытался пошутить я.

- Молодого здорового парня, - осадила меня трубка.

- Тогда я буду платить по счету.

- С кем хотите говорить?

- Как это с кем? - удивился я. - Не с этим же вашим молодым здоровым. С девушкой.

- У нас их много, на любые вкусы. Хотите  -  с Мерилин Монро, Вертинской или Пугачевой. Иногда спрашивают Слиску.

Я не стал спрашивать Слиску. Слиску я не хотел. Я хотел простую русскую женщину с голосом полынного раздолья, ласковым, как ветер побережья, вкрадчивым, как поступь пограничника в дозоре, и дерзким, как стремительный проход Рональдо. А еще я хотел, чтобы девушка была умна, начитана и знала Гумилева. Потому что за 34 рубля в минуту я не хотел чего-нибудь другого.

- Тогда вам надо Наташу, - уверенно сказала оператор. И в трубке раздался щелчок.

- Добрый вечер, дорогой мой, - услышал я голос после щелчка. - Я так рада, что ты наконец позвонил мне, милый. Но ты ужасно нехороший мальчик. Почему ты мучаешь свою девочку? Почему я вечерами должна сидеть одна в этой стылой, противной квартире, где лишь мерцанье угасающей свечи слегка напоминает о тебе?

В какой, блин. квартире? Я-то точно знал. что девушка сейчас сидит за маленьким столом в душной конторе «Х-линии», с наушниками на голове, как радистка Кэт, заброшенная на линию сексуального фронта. И откуда она знает про мерцанье угасающей свечи? Но этот голос! Он безусловно походил на полынное раздолье, на ласковый ветер побережья, на вкрадчивую поступь Карацупы и на проход бразильского красавца.

- Милый, я совсем-совсем разделась, и только мои черные, длинные, волнистые волосы падают на высокую юную грудь, которая вся истомилась в ожидании твоих сильных, умелых рук.

Подагрические мои пальцы судорожно сжали налитую рюмку «Гжелки», а голос далекой сирены завораживал, обволакивал, пеленал. Я не понимал, о чем она говорит.

- А на левой груди у меня тату. Розочка, бутончиком набухшим. Милый, если бы ты видел мой настоящий бутон...

Я махнул залпом. И тут же налил по новой. А на левой груди... Эх!

- Разрешите представиться, - начал я свой секс по телефону.

- Ну зачем мне это, милый? Что такое имя? Только символ. Ты мой мужчина - вот что основное. Молодой, высокий, широкоплечий, с красивым мужественным торсом. Как кентавр.

Я осмотрел себя. Нащупал босым копытом остывающий тапок. Оператор явно не ошиблась. Девушка знала мифологию.

- Что ты молчишь? Ты в возрасте? Но это же прекрасно. Возраст - это тоже превосходно. Ведь это потому, что в твоем теле скопилось столько жизненного опыта! И я хочу его, я дико хочу, чтоб он сейчас же перешел в меня! Я говорю тебе это и уже чувствую, как это происходит. Как он входит в меня - твой огромный жизненный опыт.

Боже ж ты мой, подумал я. В том возрасте, когда я был еще молодым и широкоплечим, это так и называлось: делиться передовым опытом.

- Наташенька, как здорово, что у вас возникло такое желание. Давайте же поговорим о жизни, ибо на душе моей как-то муторно и тоскливо. То ли потому, что зарплата нескоро, то ли жизнь идет своим чередом. Вы читали сегодня газеты?

Ее смех был сродни ее голосу. Он пах полынью.  

- Нет, серьезно. Вот вы знаете, например, что процесс в Гааге над бывшим президентом Югославии Милошевичем находится сейчас под угрозой срыва? Старик так плох, что может и не дотянуть до приговора. А в Израиле опять правительственный кризис. Шимон Перес подал в отставку, и арабы страшно испугались. А у нас судят российского полковника за то, что он, подлец, продавал американцам все тайные военные секреты. А в Англии, Наташа, девочка моя, власти вообще хотят оштрафовать корпорацию «Би-би-си» на двести пятьдесят тысяч фунтов за то. что она постоянно нарушает стандарты вещания. Вас волнует все это, не так ли?

- Конечно, милый. Как еще волнует! У тебя ведь такой эротический голос! У меня мурашки даже по коже. И я чувствую, что тебе еще далеко до этого... Как его, из Югославии. Я слушаю тебя и жутко возбуждаюсь. Мои пальчики все время бегают по мраморным бедрам, а когда ты сказал про стандарты, то знаешь, милый, меня как будто просверлило всю насквозь. Ты расскажешь мне о собственных стандартах?

- Наташенька, они давно не совпадают с ГОСТом.

- Гост - это что-то типа Децла? Я люблю Децла, он такой славный, ритмичный. Я сразу завожусь, когда он поет. И мой бутончик полыхает жаром.

- Нет, Наташа, ГОСТ - это не Децл. Эта строгая система, под которой я прожил почти всю свою долгую жизнь. Как я вам, молодежи, по-доброму завидую! Вы молоды, наверняка красивы, у вас впереди прелестная жизнь безо всяких там ГОСТов. С одним только Децлом. А у меня впереди - один лишь конец.

В трубке возникла пауза. Только частое, прерывистое дыхание доносилось мне издалека.

- Расскажи мне про него, - глухо сказала сирена.

- Про что, Наташа?

- Про конец.

- Ну что же тут рассказывать, Наташа? Он в принципе у всех одинаковый. Слезы, розы, может, некролог в приличном издании. Лучше расскажите о себе. Как работа? Она вам нравится?

- Ну конечно, милый. Как бы я иначе познакомилась с тобой? С таким торопливым мальчишкой. Кстати, ты не хочешь, чтобы я тебя выпорола? А жаль. Я это делаю и ласково, и нежно. Все остаются довольны и даже счастливы.

- Я знаю, Наташа. Так со мной всегда поступала жизнь. Я думаю, иногда я был даже счастлив. А что ты думаешь о счастье?

Она задумалась. Рублей на восемнадцать.

- Счастье - это когда тебя обнимают. Когда сильные мужские руки прижимают мое податливое тело к мускулистой груди, я задыхаюсь, мне уже нечем дышать, и я отрываюсь от грешной земли и улетаю куда-то в небо.

    - Это неплохо, - поддержал я ее. - Если летаете, значит, растете.

   Она рассмеялась - гортанно и звонко.

- Да куда уж мне расти? Я расскажу тебе про себя. У меня обалдительная фигура в сто семьдесят пять сантиметров роста. У меня классические шестьдесят-девяносто-шестьдесят, и когда я иду по улице, мужики столбенеют. Но сегодня никто, слышишь, никто, кроме тебя. мне не нужен. Вот видишь, я сейчас встаю, во все свои сто семьдесят пять сантиметров. Я поднимаю руки, и мои восхитительные небольшие...

- У вас. Наташа, есть семья, дети?

Голос ее. мне показалось, сразу утратил волнующую эротичность.

- Вы такие мужики смешные. - сказала она. - Вот и тебе, дорогой, чего-то необычного надо, а чего - никак не пойму. Ну какая, милый, семья? Был однажды муж - объелся груш. А дети по телефону, как ты догадываешься, не рождаются. А у тебя-то сколько?

- Да один всего. И этого с избытком. Но здоровый такой пацан, на Брюса Виллиса похожий.

- Ну, это неплохо, - заключила она. - Я даже не знаю. может, опять завожусь? Как будто бы кровь ударяет в голову. И каждая клеточка моего роскошного, пылающего тела наполняется страстным желаньем, стремится к тебе, я чувствую, ты потрогай, как набухают...

- Наташа, стоп.

- Ну. это машинально. Кстати, зачем ты сюда звонишь? Чем ты озабочен? Я понимаю - школьники. А вам-то, взрослым мужикам, зачем все это нужно?

- Послушай, милая, - сказал я ей. -- В России очень много одиночества...

- Ах. знаю, - ответила она. - Не к кому прижаться вечерами. Работа есть, есть дом, а вот тепла людского не хватает. Я слышала об этом. Очень много злобы, много жестокости. Каждый тащит одеяло только на себя. Человеку ведь нужны ласка и тепло. Чтобы сердцем совсем он не замерз. Ты прости меня, любимый, а может, все еще гораздо хуже?

- То есть? - не понял я.

- Ну, может, ты страшнее Квазимоды? Убогий, лысый и больной? Похож на обезьяну? Скажи мне правду. Ведь ты же хочешь правды?

- Я прекрасен, Наташа, - соврал я. - Я прекрасен, как президент Путин, как Максим Галкин, ведущий передачи. Представь себе, что я сижу сейчас в темном холодном Кремле и мне так трудно думать обо всех вас, заботиться о нуждах каждого человека и о твоих, моя девочка, и о твоих. Представляешь, как мне одиноко?

Она задумалась. На этот раз рублей, наверное, на восемьдесят.

- Представляю. - сказала она после паузы. - Только не обижайся, любимый. Галкин мне нравится больше. Пусть ты будешь Галкин. Я представляю нас с тобой в Кремле, мое стройное тело...

- Наташа! - вскричал я.

- ...И бутон на моей левой груди...

- Наташа!

    - Ну что - Наташа?

- Ничего. Я просто хотел спросить: как вы думаете, Россия когда-нибудь поднимется с колен? И снова в трубке повисло молчание.

- А зачем? - спросила она чуть погодя. - На коленях - неплохая поза. Моя любимая.

- Наташа, у вас есть мечта?

- Конечно, - ответила она просто и искренне.

- Какая?

- Я мечтаю о тебе. А ты?

И тут я зачем-то рассказал ей про сына, похожего на Брюса Виллиса, но, к сожалению, не Брюса Виллиса совсем, про отпуск, про тещу, зарплату, про дом престарелых, который я видел в Америке, про прошлое, такое далекое, и будущее, близкое совсем. И еще почему-то про загородный дом. В яблоневом саду, скромный, тихий, с ангелками на занавесках. Играет тихая музыка, и я брожу по этому саду в легких одеждах, и лето больше не кончается никогда. Потому что наступила вечность.

- Да! Да! Мальчик мой! Как же я хочу! - Ее голос, дивный голос молодой женщины, то шелестел мягко и томно, словно опавшая листва в сквере под ногами, то рокотал, захлебываясь желанием, как небо в предвкушении грозы. - Хочу немедленно, сейчас! Ни минутой позже. Господи, ты возбудил во мне такую страсть. что я хочу его увидеть. Дай мне его, дай! Большой. просторный, трехэтажный!

- Ну хорошо, - сказал я после минутного раздумья, на сумму примерно 34 рубля. - Когда?

- Ваше время истекло, - бесцеремонно влезла в нашу радость оператор службы «Х-линия». - Разговор с этой девушкой вы можете продолжить завтра, с восьми утра.

Конечно же, я буду этого ждать.

 

Журнал "Большой Город" №33, 8 ноября 2002 г.