ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ ПОДРУЖКИ

"Ирония судьбы, или С легким паром!"

Денис ГОРЕЛОВ

В Новый Год каждая нация смотрит по телевизору одно и то же cвое кино. Баксоцентричные американцы — “Жизнь прекрасна” Капры: как отзывчивый банкир прогорел, но его спасли помнящие добро соседи. Строгие англичане — полнометражный оруэлловский мультфильм “Скотный двор”: как свинья-человек довел зверьков до социалистической революции и какая скотобаза из этого вышла. Чадолюбивые испанцы - какой-то свой сорокового года фильм, как мальчик потерялся и нашелся. То есть каждая нация с удовольствием наблюдает, как сначала пошатнулся, а после восстановился привычный миропорядок, и все пошло своим чередом по общественному договору и благонамерению.

И только русскому на миропорядок плевать. Из года в год он смотрит “Иронию судьбы” — про то, как мужик по пьяни улетел к черту на куличи и встретил там бабу на всю жизнь с рыбой, к которой разве чуть-чуть хрена не хватает. При этом у него ко всем дверям подошли ключи, и он по случаю влез в чужую квартиру, а потом оказался в чужой постели без штанов и злого умысла, что почему-то часто происходит с русскими. В процессе взаимного сближения с хозяйкой он спел и выслушал несколько жалестных песен не совсем русских поэтов не своим голосом. А также съел пару невкусных салатов, занял денег до получки, побил жениха, облобызался с собакой и обозвал свою будущую бабу на всю жизнь мегерой, причем справедливо. Бабу играла полька, потому что в России красивую бабу для новогоднего фильма найти не удалось.

Вот это и есть русское народное кино всех времен, поздравляю. То есть не в смысле кртики фильма, а в смысле пристального взгляда на народ, многим из нас не чужой. “Приветствую тебя, мой народ!”— любит говорить Рязанов с одесского балкона, и он может себе позволить. Он лучше других угадал место своего народа в мировом порядке и его непростые отношения с другими, более собранными народами.

Более собранные народы в картине представлены Ипполитом, личностью несимпатичной. Он не пьет, ходит в галстуке и вообще всем русским противен, даже своей бабе, которая на самом деле не его баба, но еще об этом не знает, и не русская, а только притворяется голосом Аллы Пугачевой и Валентины Талызиной. Как и положено собранным народам, он не носит валенок и ботинок “Аю-Даг”, потому что все время за рулем, выглядит от этого мужественно и постоянно лезет драться, хоть и не умеет (русский — тот наоборот, с виду тюхля тюхлей, но руку заломает только так да потом сам же и починит). При этом тайная мечта собранных народов — стать ненадолго русскими, в чем многие могли убедиться на бытовом уровне, туда съездив. Чтобы стать русским, он надирается в зюзю, выписывает кренделя на льду, заявляет, что сам себе противен, хамит хозяйке и выливает на себя много холодной и горячей воды. Тогда русские говорят, что он, собранный, в общем ничего, прям как мы, и с ним можно дружить. Чух-чух-чух. Вагончик тронется, а он останется, потерявший идентификацию и стиль, но такой бесконечно милый и с ностальгическим ужасом вспоминающий эту удивительную страну, в которой все знают военную тайну, только сказать не могут.

А русские, протоптав старинный студенческий путь из Москвы в Ленинград и решив там свои сердечные проблемы, отправляются назад по еще более старинной трассе из Ленинграда в Москву с песней “Если у вас нету тети”, которая на самом деле главная и потому написана не приглашенными для лирического антуража классиком Евтушенкой, Пастернаком или Ахмадулиной, а вечным обозревателем “Московского комсомольца” — покойным дядей Сашей Ароновым, который, в свою очередь, тоже любил выпить и махнуть в Ленинград, а потому тоже все знал про русский народ. Про этот вот снег, про типовые квартиры с кухней лучше комнаты, про мировую маму, про баню раз в год, про вагончики. Про рваные фотокарточки на снегу, заливную рыбу стрихнин и зеленое море тайги (душевно!). Про Катанянов, к которым надо непременно зайти, но который год не выходит, потому что который год в Ленинграде пьяный с бабой на всю жизнь.

Эту картину уже никогда и ничем не перебить. Потому что ее авторы случайным озарением, как все у русских, пьяными петлями по белому и пушистому наскочили на тайную формулу русского фильма, которую с начала перестройки тщетно пытаются вывести лабораторным путем противные непьющие люди в галстуках и ботиночках на тонкой подошве. Пьянства подпустят, гитары, глупости малость, незваных гостей, но не так, не душевно. Да и авторы, проспавшись второго января, секрет забыли. Стоит град Китеж, без единого гвоздя построенный, радует глаз, и ладно.

В подтверждение сказанного фильму дали Государственную премию. Посреди государственного кино, всех этих “Твоих современников” и “Особо важных заданий”, Фединых с Кожевниковыми, дали Госпремию истории про то, как пьяный врач трезвой училке испортил и починил Новый год. И сценаристу дали, с хорошей выпивательной фамилией Брагинский, и артисту дали, с доброй новогодней фамилией Мягков, и даже польской бабе дали — за талантливое воплощение образа русской, несмотря на страшно рычащее имя Барбара Брыльска. Нутром почуяли, что это про нас, про “щас спою”, что это ценный веник, а непросто так, метелка какая-то.

А чтобы русские не летали куда не надо по пьяни, “Аэрофлот” с той поры завел именные билеты, и русские сидят в Новый год дома с нелюбимой бабой и вкусным салатом, а любимая в Ленинграде, да-да, в городе на Неве с этим вот фраером в галстуке и его электробритвой; от этого у нас такая несчастная страна.

Не надо было сказку трогать.

Журнал "ОГОНЕК" №52, декабрь 2001